Яков Рубин: 5:0

С Яковом Рубиным наше знакомство случилось давно — в решающий момент для нового театра. Это был 1999 год, когда режиссер и актеры, вслед за ним покинувшие Театр для детей и молодежи, создали в Вологде новый театр.

Первые спектакли, первое помещение, гастроли, проекты, фестивали, награды. И первые проблемы — когда театр, оставшись без здания, вел кочевую жизнь, когда работал без поддержки властей.

И вот прошло почти 20 лет. В этом году, в октябре, «Камерный Драматический театр», его друзья и поклонники отметили 50-летие создателя и руководителя КДТ. Это был особенный праздник, на котором не было места официозу и случайным людям. Коллеги и близкие Якова Романовича со всего мира поздравляли талантливого режиссера, дорогого друга и любимого человека.  

Как Высоцкий и Влади помогли

—   Яков Романович, с юбилеем всегда связано подведение итогов, и в связи с этим хочется спросить: если бы вы знали, сколько печалей и препятствий предстоит, решились бы вы открыть свой театр?

— Я понимал, что будет нелегко, но не ожидал, что будет столько препятствий. Я думал, что вся Вологда будет рада новому театру. Но было совсем не так… Как известно, все, что нас не убивает, делает сильней. За эти годы мы окрепли, встали на ноги. Жаль, что много сил и времени пришлось потратить не на искусство, а на банальное выживание.

—   Что было самым сложным?

— Сложно было преодолеть инертность в восприятии негосударственного театра. В каком-то смысле мы пробивали головой лед, потому что были первым театром такого рода в городе. К нам было такое отношение: мол, есть «нормальные» театры, а есть КДТ.

У вологжан тогда было недоумение, сомнение или подозрение — зачем нам еще один театр? У властей тоже не сразу возникло понимание. Да и мы учились жить и мыслить по-новому. Это было непросто, ведь мы все много лет проработали в государственных театрах, а это другая стезя. И нам приходилось «по капле выдавливать из себя» театральную рутину и инертность.

В КДТ, приходится посвящать всего себя театру в течение 24 (а лучше 25!) часов в сутки. Это дело, которому ты служишь. Мы репетируем, не глядя на часы, без перерыва на обед. Мы постепенно учились жить по-другому, а теперь уж то ли привыкли, то ли научились так жить. И я уж не могу себе представить, что можно как-то по-другому в театре.

Я затеял эту историю в свои 30 лет. В Америке, где я тогда гостил у родителей, я включил телевизор — шла передача о Высоцком и Марине Влади. Рассказывали про их свадебное путешествие по Грузии. Завершая сюжет, диктор сказал, что к тому времени Высоцкий уже был знаменитым артистом Таганки, а Влади — звездой французского кино. На момент свадьбы им было по 30 лет!

Во мне будто щелкнуло что-то… Я подумал — ведь и мне уже 30. Сколько всего они успели сделать! А у меня лишь нереализованные мечты! Вернувшись из Америки, я никак не мог отделаться от мысли, что нужно срочно что-то менять в судьбе...

В Россию я вернулся уже другим. Это почувствовали окружающие, и, как мне показалось, «среда» стала меня выталкивать. Очень скоро пришлось покинуть Театр для детей и молодежи, и мы оказались на улице. Можно сказать, что увольнение и подтолкнуло нас к созданию нового театра. И все сразу двинулось вперед. Пусть и не по прямой, по косой, но началась новая жизнь. Дело было невиданное — почти невозможное. Постепенно к нам пришли люди, у нас появился свой стиль, свой репертуар.

—   А если говорить о первых репертуарных ошибках, какие пьесы вы не стали бы ставить сейчас?

— Я никогда не делал того, что не хотел, к чему бы меня не тянуло. Сейчас, при наличии большого опыта постановок, мне хватает одного актера, чтобы сочинить спектакль. Было бы желание работать! В государственном театре много актеров, которые порой годами находятся в простое. Или же играют не то, о чем мечтали. Как пел Окуджава, пряников сладких всегда не хватает для всех. И тот, кто мечтал о роли Гамлета, получает роль второго стражника. И так проходят годы…

Спасибо тем, кто помог

—   Кто из вологжан поддержал в непростом деле создания и развития нового театра?

— В первую очередь — Борис Гранатов. Он вовремя выгнал меня из Театра для детей и молодежи! Этот «пинок под зад» придал определенное ускорение нашей работе. Владимир Ивановский учил нас экономике театра. Не знаю, научились ли мы чему-нибудь, но поняли, что она существует. Психологи Николай и Елена Васильевы практически реанимировали нас, потому что сначала было очень тяжело. Владимир Кудрявцев и Иван Поздняков не дали нас раздавить с самого начала (а желающие были).

Нас поддерживал художник Владимир Корбаков — несколько спектаклей мы сочинили при поддержке его фонда. Конечно, в нашей группе поддержки — Областная картинная галерея под руководством Владимира Воропанова. Мы пять лет, работая в здании на Кремлевской, 12 (теперь там «Музей кружева»), открывали выставки и делали спектакли. Это была мощная движуха 90-х…

За пять лет работы в галерее труппа КДТ значительно расширилась, и репертуар в разы увеличился. Мы делали в год по три-четыре премьеры, и все они шли на нашей сцене.

Важно также отметить журналистов, которые пишут о театре, спектаклях. Ведь театр — такое искусство, которое не повторишь. Если спектакль ушел из репертуара, то он исчез навсегда. Потому так важен контакт со зрителем. И его надо вовремя проинформировать и привести в театр. Раньше я не понимал этого, мне казалось, что кому надо, тот придет. Мы всегда были в определенном смысле панками.

Однажды мы играли «Священных чудовищ», и, увидев в зале четырех человек, я вышел и предложил отменить спектакль. И тут какая-то женщина воскликнула: «Пожалуйста, не отменяйте! Я же приехала из другого города!» Я был ей очень благодарен. Конечно, мы сыграли спектакль, но возникло понимание, что пора что-то менять.

В определенном смысле помогла учеба в Щукинском училище. Среди моих педагогов оказался профессор Владимир Эуфер. Этот человек — «история на ножках». Он лично знал еще Мейерхольда. Однажды на занятии по режиссуре он задал вопрос: в чем разница между спектаклем и проектом. Мы, студенты, не знали, и тогда он сказал: «Приступая к постановке спектакля, режиссер должен ответить на три вопроса: кто? с кем? и про что? А затевая проект, к этим вопросам режиссер добавляет еще один — кто за это заплатит?» Для меня это было как гром среди ясного неба! Честно говоря, я никогда не думал о деньгах, маркетинге и прочих штуках. Мне казалось, что вполне хватит и «сарафанного радио». 

Учеба придала мне уверенности в себе и понимания того, что происходит вокруг. Во многом мне повезло, я с самого начала стал работать с очень талантливыми актерами. Одна Ирина Джапакова чего стоит! Но потом в театр пришла молодежь, и оказалось, что не все актеры так здорово владеют профессией. Пришлось учиться и учить. Ольга Федотовская, Екатерина Иванченко, Александр Соколов и другие молодые артисты, играя в театре, поступили и закончили театральное училище. Правда, закончив, они покинули КДТ... Видимо, нужно, чтобы совпадала «группа крови».

Уход из театра любого актера всегда болезненен. С кровью отрываешь от себя... Театр — это «командный вид спорта», поэтому, если кто-нибудь из артистов уходит, это удар по театру.

—   Сейчас КДТ вновь на пороге перемен — очередного переезда в новое здание, пока, правда, непонятно какое. Какое помещение, в котором вы работали, было самым дорогим?

— У нас их, по сути, было всего два… Первый наш дом, где сейчас «Музей кружева», я очень любил. Мы же там все сами сделали. Нынешний наш дом — на Ленина, 5 — мы тоже сделали своими руками. Очень жаль, если его продадут и устроят очередной ресторан или пиццерию. А с другой стороны, глупо, что я переживаю… Потому что для того, чтобы появилось что-то новое, нужно расстаться со старым. Хочется все удержать, но ведь так не бывает!

—   Эта скандальная ситуация с вынужденным переездом разозлила вас не на шутку. Как вы преодолели этот негатив, как пошли на диалог с властями, с государством?

— За нас вступились друзья. Одно дело — когда мы защищаемся сами, а тут просто армия наших сторонников встряла за нас. И власть поняла, что нас не выкинешь просто так, под шумок. Четыре года длится наше выселение. И я вижу, что сейчас областные и городские власти всерьез относятся к нашему театру.

Ведь КДТ действительно уникален в масштабах страны. Многие независимые театры России не выжили. Все они либо распались, либо прогорели, либо залезли под «крышу» государства. Мы чуть ли не единственные в этом смысле. Наш опыт выживания уникален. Его бы изучать и поощрять, но… В России надо жить долго... А скандал… Что ж, благодаря ему, поменялся статус театра. Так получилось, что он в разы расширил нашу аудиторию. 

Театр — Клуб — Центр

—   Ваши недоброжелатели называют КДТ порой «Клубом Друзей Театра». Как вы к этому относитесь?

— Да, я слышал этот забавный вариант расшифровки нашей аббревиатуры… Все это так и в то же время не так. Например, недавно мы сыграли дополнительный спектакль для 40 жителей Верховажья, специально ради этого приехавших в Вологду. Какой же это клуб? Ну, если очень хочется, можно и так назвать…

Пока для меня очевидно, что с государственными театрами происходит беда. Вроде и люди хорошие, и все хотят как лучше, но «что они ни делают, не идут дела». Фабрика. Производство. Все как будто из-под палки… Наверное, я не имею права об этом рассуждать — я мало вижу. Но даже в великих театрах (я был недавно в театре Фоменко на «Мамаше Кураж») происходит спад — когда театр, как корабль, оказывается без капитана.

Еще одна задача, над которой я думаю, — как сохранить наши спектакли. Вот 20 лет жизни театра прошло — многих спектаклей уже нет. Жаль! Все, что мы делали, осталось в памяти людей, но многие из них уже ушли из жизни… От живописцев остаются картины, а что остается от театра, от замечательных актерских работ?

—   Именно поэтому КДТ превращается по сути в культурный центр? Сегодня здесь проходят лекции, выставки, кинопоказы.

— Это, конечно, не нарочно. Просто творческим людям нужна поддержка. Я уверен, что театр должен быть в каком-то смысле клубом и культурным центром. Мне об этом как-то сказала Римма Кречетова — знаменитый театровед, летописец Таганки. Она сказала, что Любимов был прав, когда сделал из Таганки место, в которое влекло многих талантливых людей. И сегодня, когда в Вологде «схлопнулась» творческая среда и стало намного меньше музыкантов, художников, писателей, мы всегда рады нашим гостям.

—   Какие сюрпризы ждут зрителей театра в этом сезоне? И почему в репертуаре нет танцевальных, пластических спектаклей, хотя вы ученик известного хореографа и танцовщика?

— Хореография — это другой тип мышления. Когда я был начинающим режиссером, я фактически «танцевал» мизансцены. Я предлагал актерам: «Вот на этом слове поверните голову влево». Или: «Идите вперед с правой ноги три шага». Бедные актеры! Они меня ненавидели, я думаю… А сейчас мне все равно, с какой ноги они идут, — я слежу за другими вещами.

В этом сезоне мы сочиним зонг-оперу. У нас в труппе появолись несколько неплохо (а иногда и очень хорошо) поющих артистов. Пишутся музыка и стихи для песен. Это будет мировая премьера, потому что «Альпийскую балладу» Василя Быкова так еще никто не ставил. Премьера состоится в середине апреля.

—   Когда этим летом проходил фестиваль «Голоса истории», почти все театры сказали, что знают о Вологде только через ваш Камерный театр, с которым они познакомились на других фестивалях.

— Да, 20 лет работы нашего театра уже не выкинешь так просто из истории. Небольшой театр мобилен — за год мы успеваем представить Вологду на многих фестивалях. И я уверен, что маленьких театров в Вологде должно быть много. Наличие театров делает честь городу. Они и делают его городом. Не торговые точки, а именно театры. Я думаю, что российским властям всех уровней пора тщательно продумать политику реальной поддержки художников, музыкантов, театров. Нужно придумать, как удержать талантливых людей в Вологде. Когда-то европейские правители перекупали друг у друга художников и музыкантов. И благодаря этому они остались в веках. Пора городу перенимать передовой опыт.