Современник вечности

Сафронов писал портреты многих политических и общественных деятелей, артистов шоу-бизнеса, причем часто без их согласия, после чего дарил полотна прототипам. Среди владельцев его работ — Софи Лорен, Ален Делон, Жан-Поль Бельмондо, Пьер Карден, Монсеррат Кабалье, Мадонна, Михаил Горбачев, Никита Михалков. «Я пишу эти образы для истории мира», — признается Сафронов. С точки зрения коммерции Сафронов считается весьма востребованным и дорогим художником. Например, в 2011 году на аукционе Sotheby’s его картина «Мечты об Италии» была продана за 106 тыс. долл.

Несмотря на мировую известность, в общении Никас Сафронов остается простым человеком. Одни завидуют его популярности, другие критикуют его творчество, упрекая за излишнюю эксцентричность в быту. «Меня можно любить или не любить, но я всегда человек искусства, а значит, живу вне времени», — говорит Сафронов. Пройдут века, а его картины, как и полотна всех великих художников, останутся в виде наследия нашим потомкам. «Художник всегда одинок — он женат на искусстве», — сказал однажды Сафронов. Что он подразумевал под этой фразой, похожей на афоризм, мы попросили рассказать мастера кисти. Разговор получился длинным.  

— Эту фразу про одиночество художника следует понимать в широком, трансцендентом значении. В русской философской традиции одиночество часто рассматривается как характеристика человека-странника, идущего к Богу, и это всегда путь одиночки. Русский философ Николай Бердяев утверждал, что только в духовном общении возможен выход человека за пределы своего одиночества. Тема одиночества остро звучит в поэзии Байрона, Лермонтова, произведениях поэтов «серебряного века» — Цветаевой, Мандельштама, Бальмонта, Есенина, — в прозе Достоевского, Тургенева, Льва Толстого. В изобразительном искусстве эта же тема нашла яркое отражение в работах Врубеля, Чюрлениса, Ван Гога.

Известно, что одной из ведущих характеристик творческой личности выступает экзистенциальность, которая как раз и проявляется как в одиночестве, так и в постоянном выборе. Тут есть парадокс такого рода — с одной стороны, творцы ищут одиночества (вспомним Пушкинское «служенье муз не терпит суеты…»), с другой — они бегут от него. Но поскольку талантливые люди часто бывают неординарными и порой сложными в общении, то одиночество объективно становится частью их жизни и чертой биографии.

Что касается меня лично, то у меня гигантское количество знакомых и друзей практически во всех сферах жизни общества в десятках стран и сотнях городов. В этом плане моя тяга к одиночеству — это тяга к условиям, когда я могу творить, не отвлекаясь ни на что. Поэтому пишу я преимущественно ночью, в тишине.

—   Вы однажды сказали: «Когда-то я поступал в театральное училище и, возможно, мог бы стать актером, я и сам в школе ставил детские спектакли, и сам тоже в них играл — обычно это были сказки». В какой сказке вы бы хотели сыграть сейчас, какого героя?

— Иногда мне кажется, что все, что со мной происходит, — это роль в какой-то волшебной сказке. Действительно, я выходец из рабочего барака в Ульяновске. Было нас шестеро детей, работал один отец, и мы практически все время выживали. В моем роду не было художников. Тем не менее я стал художником, в этом году исполнилось 40 лет со дня моей первой персональной выставки, этих выставок было больше двух сотен. Их посетили сотни тысяч и людей, многие из них оставили благодарственные отзывы. Мои работы есть почти во всех музеях России, в том числе в Третьяковке, в Русском музее, в Эрмитаже, а также во многих музея мира и в частных собраниях. Это ли не сказка?

—   Вот еще ваши слова: «В детстве я мечтал стать пиратом, но не современным, а средневековым пиратом». Эта мечта нашла отражение в вашем творчестве?

— Эту фразу не стоит понимать буквально. Я в детстве читал много книг, в том числе и о пиратах: «Остров сокровищ», «Одиссея капитана Блада» и другие. Там был дух приключений, были образы злодеев, но были и благородные герои. Нашла ли эта мечта отражение в моем творчестве? Скорее опосредованное. Во многих картинах у меня имеются романтические сюжеты, в том числе и связанные с морем, в портретах часто сами герои замечают некое благородство. Так что всякие, даже самые наивные детские мечты, сопровождают меня всю жизнь.

—   У вас есть опыт работы в кино. Расскажите об этом: что это за картины, чем определяется ваше решение принять участие в тех или иных съемках?

— Возможно то, о чем вы спрашиваете, — это попытка реализовать свои детские мечты о театре, об игре. Вообще, решение принять участие в том или ином проекте принималось каждый раз под влиянием разных обстоятельств. Это, как правило, личное знакомство или дружба с режиссером. Часто попросту не хватало сил отказать. Оглядываясь назад, обнаруживаю, что могу рассчитывать уже на прием в Союз кинематографистов или в Гильдию актеров (шутка). Но реально было порядка 18 художественных фильмов, часть из них — с хорошим рейтингом («Дневной дозор», «Примадонна», «Последний секрет Мастера»). Почти во всех фильмах я играл самого себя (например, «Москва-Питер», «Любовь-морковь 2» и «Рублевка лайф»), где, так уж получилось, весь фильм строился на мне. Вообще, это всегда новый опыт, это новый круг общения, и для художника это всегда ценно, хотя бы ради того, чтобы привлечь зрителя к своему творчеству.

— Что вас объединяет с Гафтом и Розенбаумом — известно, что эти люди весьма специфичные и непросты в общении? С кем из актеров и музыкантов вы дружны?

— Могу ответить на этот вопрос коротко — дружба. Валя и Саша — это мои старинные друзья, и никаких проблем в общении с ними я никогда не испытывал. С Валентином Гафтом мы делали совместную книгу: он писал стихи исключительно под впечатлением от моих работ. Это люди, к которым в полной мере применимо известное высказывание Михаила Светлова: «Дружба — понятие круглосуточное». Мы можем созваниваться в любое время суток, обсуждать самые сложные вопросы и испытывать ни с чем не сравнимую радость именно от общения.

— Что вы думаете о творчестве Рембрандта, который некоторое время зарабатывал себе на жизнь «портретным ремеслом», приукрашивая действительность?

— Это вопрос, на который коротко не ответить. Вообще, живопись изначально считалась ремеслом. Что касается Рембрандта, то он иногда подписывал картины своих учеников, иногда что-то поправляя в них рукой мастера, а порой и не поправляя. Сегодня эти картины стоят баснословных денег. То же и Айвазовский — никто толком не знает, где его картины, а где подлинной является только подпись. Что касается приукрашивания действительности, то художник иногда идет на это, поскольку выполняет заказ. Не вижу в этом ничего особенного или зазорного.

У меня есть трепетное благоговение к достойным людям, но нет никакого заискивания. Меня могут любить или не любить, но я всегда человек искусства, а значит, живу вне времени, благоговения перед властью, стремления угодить и понравиться и прочих инструментальных мотивов. У меня нет никакого раболепства, я гражданин своей страны. Я пишу исторические образы для истории мира. Во время работы над портретом я никогда не утруждаю позированием своих героев. Мне достаточно небольшого количества времени и доверительного разговора, чтобы срисовать для себя черты лица позирующего. 

Могу признаться, сильно волновался, когда впервые в 1997 году рисовал президента Азербайджана Гейдара Алиева. Тогда мне сказали, что до меня его пытались нарисовать 300 художников. И ни одного портрета он не взял себе домой, так как ни один не понравился.  Когда я показал ему свою работу, он смотрел минут пять, потом повернулся ко мне, протянул руку и сказал: «Теперь у тебя есть друг в этой стране. И это я».

—   Имел ли комплимент от Алиева какое-либо продолжение?

— Гейдар Алиев среди россиян творческих профессий почему-то всегда особенно выделял меня и Мстислава Ростроповича. А при встречах он, обнимая меня, всегда троекратно целовал. Гейдар Алиевич даже доверил мне нарисовать портрет своего маленького внука: по восточной традиции до трех лет к малышу не допускаются посторонние люди, а малышу тогда было полтора года.

Гейдар Алиев вообще был особенным человеком: мудрым, глубоким и тонким. Он был не чужд к проблемам других, если мог кому-нибудь помочь, то делал это. Ильхам Алиев очень много хорошего унаследовал от отца, хотя он более рациональный человек. Он так же, как и его отец, высочайший профессионал и бесспорно великий патриот своей страны.

Я дружу с Лейлой Алиевой, дочерью Ильхама и Мехрибан. Она дипломат, поэт, хорошо рисует. Я знаком с ее творчеством так же, как и она с моим. Она всегда приглашает меня на свои мероприятия в Москве. Очень красивая, доброжелательная, образованная, немного сентиментальная девушка и вместе с тем высокий ценитель искусства. Ее родители могут смело гордиться своей уникальной дочерью. Она много занимается благотворительностью, и мое отношение к ней эмоционально-духовное. Она практически является послом азербайджанского народа в России.

—   Вы как-то сказали: «Сегодня зачастую картины известных художников мало кто даже видел, их перекладывают из одного банка в другой, перепродают, и цена повышается после того, как проходит еще дополнительная рекламная акция. Возьмите хотя бы Джексона Поллока, который вообще не умел рисовать. Он просто бросал краски.  Но его раскрутили, особенно после смерти, и в результате его картина ушла во много раз дороже картин Леонардо да Винчи — аж за 132 млн долл.» Вы всерьез считаете, что «дорогих» художников делают галерейщики и мода? Может ли художник сам построить свой бренд? И каково ваше отношение к современному искусству?

— Понятие «современное искусство» начало употребляться в конце XIX — начале XX века. Изобразительное искусство, в силу возможности своего протяженного существования во времени (в отличие, например, от оперного, драматического, музыкально-исполнительского, вокального искусств), всегда было представлено как работами старых мастеров, так и результатами творчества художников — современников своей аудитории.

Однако категория «современное искусство» выходит за рамки указанной выше дихотомии. Понятие «современное искусство» является буквальным переводом английского «сontemporary art». В отечественной арт-критике как синонимы современного искусства используются понятия «искусство постмодернизма» и «актуальное искусство». Последний термин содержит в себе явное презумпирование неактуальности всего остального искусства.

Ситуацию последних примерно ста лет в области изобразительного искусства можно охарактеризовать как настоящую войну между «современным» и «традиционным» искусством. Это война за внимание аудитории, за место в общественном сознании, война за рынок и те поистине громадные деньги, которые на нем переходят из рук в руки.

У этой войны есть конкретные фронты — музеи, галереи, биеннале и фестивали, ярмарки, аукционные дома, СМИ и т.д. В ней участвует «живая сила» — эксперты, искусствоведы, аукционисты, критики, кураторы. Есть и солидное идеологическое обеспечение со стороны представителей различных областей гуманитарного знания — философии, социологии, экономики, искусствоведения, музееведения, культурологии и др.

Объективно сейчас все, включая музейные институции, ориентированы исключительно на современное искусство. Художник же, который потратил немало времени на изучение живописи старых мастеров, на овладение композицией, работу с цветом, мастерством рисунка и т.д., художник, работающий в жанре портрета, пейзажа, натюрморта, бытового жанра, оказывается на обочине арт-рынка. Его картины крайне неохотно берут галереи, от них отмахиваются музеи, аукционные дома. И арт-дилеры проявляют интерес к художнику, если он уже скончался.

Я считаю себя современным художником, но в моем творчестве преломляются достижения различных стилей и направлений, доминировавших в изобразительном искусстве в прошлом, начиная едва ли не от Античности.